| Главная » Статьи » Разное | [ Добавить статью ] |
НАРОДЫ ПАМИРА И ГИНДУКУША. Часть II
| Часть II Расположенные на востоке Иранского плоскогорья, долины Памира и Гиндукуша служили воротами, через которые проходили народы из Индии в Китай и в Месопотамию, и обратно. Еще доступнее были пути из Средней Азии в Индию через припамирские земли. Арабы, монголы, турки оценили стратегическое значение мощного барьера в виде Памира и Гиндукуша, отделяющего Индию от Центральной Азии, где они основывали мощные города и религиозные центры. На смену одним завоевателям приходили другие, и прежние властители исчезали под напором новых нашествий. В первой четверти XIII в. Памир и Гиндукуш подверглись нашествию монголов. В 1218 г. в Бадахшан бежал от монголов найманский хан Кучлук (39). В свое время Кучлук-хан вступил в конфликт с Чингисханом и получил убежище в царстве Кара-Кидан, городе Кашгар. Здесь, воспользовавшись внутренними распрями, он захватил власть и приняв буддизм начал жестокое преследование мусульман и христиан, требуя от них отречься от своей веры (40). Того, кто отказался от его требований, наказывали военным постоем. За сопротивление Кучлуку хотанский имам Ала ад-Дин был пригвожден к дверям своей мечети (41). Вдогонку за Кучлук-ханом Чингисхан отправил Джэбэ-найона с отрядом из двадцати тысяч всадников (42). Когда Джэбэ приблизился к Кашгару, Кучлук бежал в Бадахшан. Вступив в страну, Джэбэ-найон объявил, что каждый желающий может сохранять веру своих отцов и прадедов. Жители Кашгара начали избиение солдат Кучлука, расквартированных в их домах, а монголы настигли хана в горах Бадахшана и убили его ("отрубили голову") (43). На покоренных территориях Джэбэ-найон провозгласил полную религиозную свободу. Это сыграло первостепенную роль в принятии местным населением монголов как освободителей. Жители Бадахшана заплатили монголам большую дань золотом и драгоценными камнями (44). Хроники сообщают, что возвращаясь после победы над Кучлуком, Джэбэ набрал на завоеванных им территориях тысячу лошадей с белой мордой, которых преподнес в дар Чингисхану (45). В 1221 г. после разгрома Термеза Чингисхан "послал войско захватить Бадахшан и его округа частью ласкою, частью силою" (46). Жители Балха обратились к монголам с просьбой о пощаде, и монголы не стали разорять город, все закончилось назначением здесь монгольского наместника. То же самое произошло и в Меймене, Эндехое, Фарьябе, жителей которых зачисляли в монгольское войско. Когда же они дошли до Таликана (области, включающей в себя несколько городов), то столкнулись с ожесточенным сопротивлением населения хорошо оснащенной крепости Мансуркух. Осада крепости продолжалась в течение шести месяцев, и монгольские воины были вынуждены уведомить Чингисхана о своем поражении. Согласно рассказу летописца, Чингисхан лично прибыл к Мансуркуху с войском, в котором было много пленных мусульман, направляемых на штурм крепости в первых рядах. "Монгольская армия целиком состояла из кавалерии. Каждый боец имел доспехи и кожаный шлем, был вооружен луком, топором, саблей, копьем, и его сопровождало несколько лошадей, не требовавших другого корма, кроме подножного. За войском гнали многочисленные стада; при усиленных переходах каждый брал с собой небольшое количество мяса и молока" (47). Еще четыре месяца продолжалась осада, и, наконец, с наступлением лета 1221 г., крепость была взята хитростью. Собрав большое количество деревьев, монголы стали класть их напротив крепости, чередуя слой деревьев со слоем земли и соорудили холм, с которого завершили разгром крепости. Монголы перебили пеших воинов, спастись в горных ущельях удалось только конным; крепость была разграблена, а женщины и дети взяты в плен (48). После взятия крепости Чингисхан расположился на стоянку в горах Таликана, вместе с ним здесь находились прибывшие из Хорезма его сыновья Чагатай и Угетай (49). В этот период Чингисхан рассылал из Таликана по городам Хоросана конные отряды монгольских воинов, а осенью сам выступил в поход против сына хорезмшаха Джелал ад-Дина по направлению к Газне. Пройдя перевалами через горы Гиндукуша, Чингисхан вышел к Бамиану. Во время осады Бамианской крепости ее защитники убили сына Чагатая Мутугена. После того, как сопротивление Бамиана было сломлено, Чингисхан приказал отомстить за смерть своего любимого внука: не брать добычи, и уничтожить все вокруг, не оставляя в живых ни одного человека. Его желанием было превратить окрестность в пустыню, и еще "сто лет спустя она была необитаема" (50). Затем Чингисхан со своим войском двинулся на завоевание Газны. Здесь находились уцелевшие части хорезмшаха (по данным арабского историка 60 тыс. чел.) под предводительством Деалал ад-Дина. Вооруженное противостояние под Газной длилось в течение трех дней. Мусульмане одержали победу, монгольские части были вынуждены уйти в Таликан. Следующее сражение произошло под Кабулом, и вновь завершилось победой мусульман. Однако затем в их стане произошел раздор из-за добычи. Джувейни пишет по этому поводу, что "даже победа оказалась гибельной для Джелал ад-Дина. Когда зашла речь о дележе богатств, захваченных у неприятеля, между хорезмийскими военачальниками Эмином и Аграком поднялся жестокий спор из-за прекрасной арабской лошади, и первый разгорячился до того, что ударил нагайкой по голове своего противника" (51). Оскорбленный Аграк с войском в состав которого входили туркмены и халлуджи (всего - до 30 тыс. чел.) ушел в Индию. К Аграку присоединился предводитель гурийских войск Азам Малик. Обессиленный, преследуемый монголами, Джелал ад-Дин направился к Инду. 9 декабря 1221 г. остатки войска Джелал ад-Дина были разбиты, а сам он с риском для жизни ушел в Индию. Семья Джелал ад-Дина попала в плен к монголам, и Чингисхан велел убить всех детей мужского пола, а жен взять в наложницы (52). Города, население которых уже было достаточно исламизированно - Мерв, Герат, Газна - подвергались большему разрушению. Ибн ал-Асир сообщает, что после нашествия монголов "во всех этих местностях не осталось живой души; они были опустошены до оснований своих, как будто их вчера не было" (53). По сообщению летописца, в Герате погибли двадцать шесть тысяч человек, были разрушены все частные дома, правительственные и общественные здания (54). Мусульмане взывали ко всевышнему: "Мы просим Аллаха, да ниспошлет он исламу и мусульманам того, кто мог бы защитить их, ибо они стали добычей величайших бедствий: вырезываемые люди, разграбленные именья, похищаемые дети, жены, обращаемые в неволю или умерщвляемые, опустошенная страна" (55). Исмаилиты Памира и Гиндукуша повели себя лояльно по отношению к завоевателям. Этому способствовало желание исмаилитов найти защиту от суннитов, разрушавших их селения (56). На Памире и Гиндукуше, в припамирских местностях монголы оставляли свои отряды (57). По сообщению Ибнх-Халдуна "земли Газны и Бамьяна..., [которые] составляли часть Мавераннахра с южной стороны и граничили с Седжестаном и странами Индии", Чингисхан завоевал для своего сына Джучи, от которого они перешли к его сыну Орде, а затем сыну Орды Кунджи. После смерти Кунджи его сыновья разделили доставшуюся им в наследство территорию на улусы, и между ними началась вражда. Монгольские ханы постоянно направляли по тысяче человек для пополнения постоянных гарнизонов на завоеванных землях. Впоследствии к ним присоединялись другие монгольские отряды, получавшие название по именам своих предводителей (58). Созданные монголами на Памире и Гиндукуше вассальные княжества пользовались широкой автономией. Однако, повсеместно была распространена единая система государственного управления и построения вооруженных сил, а верховным главой империи почитался великий хан, избираемый в Каракоруме - столице первых монгольских ханов. Монгольские императоры относились с большой веротерпимостью к покоренным народам. Христианский священник из Армении Кириак, очевидец завоевательных походов монголов, так описывал их: "Они облагали податью всех ремесленников, рыболовные пруды и озера, кузнецов и каменщиков, но они всегда щадили священнослужителей и не требовали от них никакой подати" (59). Представители духовенства всех религий освобождались от воинской повинности и уплаты налогов, поскольку главной отдачей для них считалось служение на духовной ниве (60). Арабский историк Джувейни (ум.1283), участвовавший в завоевательных походах монголов, приводит следующие предписания Великой Ясы (Кодекса поведения монголов): "Поскольку Чингис не принадлежал какой-либо религии и не следовал какой-либо вере, он избегал фанатизма и не предпочитал одну веру другой или не превозносил одних над другими. Напротив, он поддерживал престиж любимых и уважаемых мудрецов и отшельников любого племени, рассматривая это как акт любви к Богу" (61). На самом деле, у монголов была своя религия, Чингисхан и его окружение были очень религиозны. Верования и обряды монголов были похожи на верования других кочевых народов Азии. Они поклонялись солнцу и луне, горам, рекам, стихийным силам природы (62). Верховным божеством монголов был Бог неба Тенгри, широкое рапространение имел культ огня, священная роль отводилась предкам (63). Уголовное право монголов было очень жестоким в наказании преступлений против религии, морали или установленных обычаев: почти за все виды таких преступлений совершившие их предавались смертной казни. В то же время убийство человека каралось штрафом (64). Первым монгольским ханом, принявшим ислам, был внук Чингисхана, сын Джучи хан Берке (65). По одной из версий, Берке принял ислам от последователей суфизма (шейха Шамседдина аль-Бахерзи - последователя "главы аскетизма" Наджмуддина Кубра) во время одного из завоевательных походов в Бухару (66). Когда Берке достиг совершеннолетия, Джучи передал ему войско, в состав которого были включены все мусульмане, состоявшие на службе у монгольских императоров. После смерти Джучи на престол взошел его сын хан Батый, который выделил для Берке свиту и земельные наделы (икта). На военной службе у Берке состояли 30 тысяч мусульман, при этом в войске было обязательно соблюдение установлений шариата, в том числе действовал запрет на употребление вина (в отличие от Берке, большинство монгольских правителей отличались чрезмерным потреблением спиртных напитков (67)), регулярно совершался пятничный намаз (68). Потомки Чингисхана, часто становились орудием в борьбе "истинно правоверных" с "еретиками от ислама". Двоюродный брат Берке Хулагу (род. 1217 г.) был послан своим родным братом ханом Мункэ (1251-1259) во главе войска против исмаилитов Персии. Рашид ад-Дин говорит, что Менгу-каан (хан Мункэ) передал своему брату Хулагу-хану все войска, находящиеся в Кашмире, Балхе и Бадахшане для завоевательных походов на запад (69). Официальным поводом для военного похода монголов послужила жалоба жителей Казвина и горных районов Персии на вред, причиняемый им исмаилитами, а также их доминирующую роль в горных районах Персии. В результате Хулагу "стал представлять в заманчивом виде брату своему Менгукану захват владений халифа и выступил с этой целью" (70). На этой почве между Хулагу и Берке возникла вражда, поскольку у Берке были установлены дипломатические отношения с исмаилитами. Он высказал свое недовольство ханом Менгу могущественному брату Батыю, жалуясь, что способствовал утверждению Менгу на престоле, но он "отплачивает нам злом против наших друзей, нарушает наши договоры... и домогается владений халифа, моего союзника, между которым и мною происходит переписка и существуют узы дружбы" (71). Нельзя не отметить тот факт, что существовавшие культурные связи Памира и исмаилитских центров в Иране повлияли на дальнейшее развитие на Памире и прилегающих районах Гиндукуша астрономических знаний, математики, литературы, философии. На Памире получила дальнейшее развитие исмаилитская теория, сближающая ислам с наукой. Наиболее полно она отображена в последнем точно датированном произведении Насир-и Хусроу (1069-1070 гг.) "Джами' аль-хикматейн". Сочинение было написано в форме касыды для бадахшанского эмира и построена в виде диалогов между философом и исмаилитом. Излагая философские взгляды на мироздание, Насир-и Хусроу дополняет их, проводя параллели с "миром веры" (72). К XIII в. в исмаилизме уже были сформированы две доктрины - внешняя (экзотерическая), доступная для непосвященных, и внутренняя (эзотерическая), которую открывали только немногим посвященным высших ступеней. Эта внутренняя система рассматривалась как аллегорическое толкование внешней доктрины. Согласно исмаилитскому принципу "нет внешнего без внутреннего и нет внутреннего без внешнего", каждому пункту эзотерической доктрины соответствовал разъясняющий его тайный смысл пункт "внешней" экзотерической доктрины (73). В особо ценимом на Памире сочинении "Слово пира", по народному преданию, принадлежащем Нисир-и Хусроу, говорилось, что Бог создал людей постоянно волнуемыми страхом о мучениях в аду и надеждами на вечное блаженство. Однако, обе эти противоположные сущности (рай и ад) реально скрыты от людей и являются лишь выражением Мировой или Всеобщей Надежды и Мировой или Всеобщей Скорби. Первая связана с Высшим милосердием и покоем, а вторая предвещает карающий меч и убийство со стороны Высшего Существа. Страх перед последним удерживает людей от дурных поступков, т.к. тот, кого убивает такой меч, обречен на тление и в будущей жизни, потому что не добившейся вечной жизни на земле не достигнет ее и после смерти. Отсюда - всякий, кто воспринял идеи ислама лишь из-за страха перед наказанием, а не в надежде на вечную жизнь, не достигнет вечного спасения. Только тот становится достойным, кто исповедует веру по велению сердца, но так как большинство людей невежественны, то они склонны к нечестивым поступкам, и чтобы удержать их от этого, им нужен страх перед возмездием. Исходя из этого, большая часть мусульман не знает, что такое ислам, как и то, что вера эта была распространена мечом по завету Пророка, а страх перед этим мечом был заронен в сердца их отцов, и с этим страхом родились последующие поколения, не отдавая себе отчета и не ища объяснения, что такое ислам, который они так слепо исповедуют (74). К XIII в. в горных районах Ирана исмаилиты создали независимое государство с центром в крепости Аламут (75). Низариты отвечали террором на все попытки преследования со стороны суннитов (76). По широко распространенной версии, исполнители террористических акций употребляли наркотики, за что и были прозваны "хашишийун", это название, как предполагает большинство исследователей, в искаженной форме "асасин" вошло в европейские языки и стало применяться по отношению к низаритам со значением "убийца" (77). Но современные исмаилиты считают, что термин "асасин" происходит от арабского слова "асас" - "основа", которое для приверженцев исмаилизма символизирует Али, означает построение их воззрений на первоначальных основах ислама и таким образом наибольшую приближенность их к источнику всего сущего на земле - Аллаху. Орден исмаилитов был очень богат. Когда монголы захватили крепость в Аламуте, то нашли в замке "старца горы" огромную библиотеку, многие сочинения из которых были сожжены в кострах как "еретические" (78). Подталкивали монголов на уничтожение этих ценных рукописей мусульмане, приближенные к Хулагу. Отправившись в поход против исмаилитов, Хулагу покинул Монголию в 1253\54 г., однако перешел Аму-Дарью только 1 января 1256 г. Произошло это вследствие того, что Батый при поддержке Менгу выступил против этого похода, приказав Хулагу оставаться на месте. Через два года Батый умер, и Хулагу, повторно обратившись к Менгу и получив разрешение, принял присягу от большинства правителей Персии (79). В течение 1256 г. без особого труда было завоевано большинство крепостей исмаилитов-асасинов (80). Заподозрив 700 наиболее авторитетных духовных наставников исмаилитов в тайных отношениях с Берке, Хулагу с особой жестокостью убил их (81). После этого низариты начали мигрировать в Индию (миграция усилилась в период завоевательных походов Тимуридов в XVI в.), которая со временем превратилась в их главный очаг. Часть исмаилитов осели в памиро-гиндукушском регионе, они повлияли на дальнейшее развитие религиозно-философских воззрений местных народов. Средневековые историки отводят первостепенную роль возникшей между Хулагу и Берке вражды антиисмаилитским походам Хулагу, говоря о том, что "одною из главных причин возникновения войны,.. было умерщвление халифа" (82). Отношения между двумя влиятельными монгольскими ханами все более ухудшались. Рашид ад-Дин, рассказывает о том, что решающее сражение между войсками Хулагу и Берке произошло в шаввале 660 г. (19\VIII-16\IX-1262). В результате Хулагу "потерпел ужасное поражение". С небольшой группой монголов хан Хулагу был вынужден обратиться в бегство. При этом Берке выразил сожаление, "заплакал и сказал: грустно мне, что монголы убивают друг друга, но что придумать против того, кто изменил Ясе Чингисхана" (83). Много воинов были убиты, войска, которые пришли в хулагидское государство под предводительством Кули и Тутара раньше еще разбежались: некоторые ушли по дороге в Хорасан и заняли долины Памира и Гиндукуша вплоть до Мультана и Лахора, составляющих окраины Хиндустана. Старшим из эмиров, которые предводительствовали ими, был сын чагатайского эмира Никудер (84). В странах с древней культурой монгольские завоеватели смешивались с местным населением, постепенно принимая его язык, обычаи и религию. Эти осевшие на чужбине монгольские воины постепенно потеряли свое могущество и, постепеннно ассимилируясь с коренным населением, по словам Марко Поло, "значительно опустились" (85). Никудер попытался соединиться с войсками сына Хулагу ильхана Абаки, но вторжения этого чагатайского войска во главе с Бораком в 1270 г. было победоносно отбито вблизи от Герата... Никудер, пытающийся соединиться со своим родственником, был разбит. Его отряды еще долгое время спустя угрожали Хоросану и соседним с ним областям (86). Теснимые с востока персидскими народностями, с юга афганскими племенами (87), а с севера тюрками монголы занимали склоны Восточного Гиндукуша, где образовалась горная страна, названная Хазараджатом (от хазар - тысяча). Через два века, в период завоевательных походов Тимуридов, они будут известны как племена хазара и никудери, лишь частично сохранившие монгольский язык (88). Некоторые из хазарейцев постепенно обратятся к исмаилизму, и в XX в. до десяти процентов этой народности будут ревностными исмаилитами, большинство остальных - шиитами-имамитами (89). После падения (в 1335 г.) монгольской династии в империи потомков великого Чингис-хана усилились дезинтеграционные процессы. Историк и географ Хамдаллах Казвини в 1339 г. сказал по этому поводу: "Ни ремесленникам и жителям городов не была обеспечена оседлость, ни у земледельцев, возделывающих поместья, не было возможности бегства" (90). В 60-х гг. XIV в. к власти в Мавераннахре пришел Тимур (1336-1405) - сын бека тюркизованного монгольского племени Барлас. В конце XIV в. Памир оказался под властью Тимура (91). В состав государства Тимура (Тимурбек - "Железный", получивший после ранения прозвище Тимурленг или Тамерлан - "хромой Тимур") (92) и Тимуридов вошли Кандагар, Кабул и Газна. Персидский историк Низам ад-Дин Шами, сопровождавший Тимура во время его завоевательных походов, оставил первое полное описание всей его деятельности "Зафар-намэ" ("Книга побед"). В рассказе "О выступлении победоносных знамен в сторону владений Синда и Хиндустана" Низам ад-Дин говорит о том, что к 1396\97 г. Тимур завершил захват земель от Сарая до Азова и Крыма, а затем его войска двинулись в сторону Индии (93). В это время уже были установлены вассальные отношения между Тимуром и памирскими шахствами, воины из которых участвовали в завоевательных походах Тимура (94). Главным движущим мотивом в своих завоевательных походах Тимур считал распространение света ислама (95): "Страсть же войны с неверными, гебрами (огнепоклонниками - Н.Е.) и тиранами крепко вцепилась в подол августейшей энергии" (96). Даже любовь к своему внуку Улугбеку отступила на второе место перед целью служения Всевышнему: в период завоевания Индостана Тимур вынужден был отправить больного внука в Среднюю Азию, несмотря на опасения за его жизнь, а самому продолжать свой завоевательный поход. В то же время Тамерлан порою был беспощаден против суннитских наместников тех или иных областей. Скорее всего, это можно объяснить приверженностью Тимура как законам Великой Ясы Чингисхана, так и суфийскому братству. В "Дневнике похода Тимура в Индию" на это имеются прямые указания. Недовольство Тимура двумя шейхами - Мунавваром и Са'дом автор "Дневника" связывает с тем, что "зрение их духовного руководительства было лишено света прозорливости и поверхность их души была скрыта от взора счастливой звезды. Ни сердца их не восприняли аромата от дыхания садов тесной дружбы [суфийского братства], ни головы их не привыкли к привлечениям миром святости [приверженцев суфизма в свое присутствие]" (97). Своим первым духовным наставником, мюршидом, Тимур считал среднеазиатского шейха Шамс ад-Дин Кулаля (Кулар Фахури) (98). Хоросанская школа суфизма, возникшая уже в IX в., считалась одной из наиболее влиятельных наряду с басрийской и багдадской. Эзотерический характер суфизма сблизил его с исмаилизмом (99), позволяя осуществлять аллегорическое толкование Корана, извлекать из него скрытый смысл, доступный лишь посвященным. Многие мусульмане критически относились к воинам Тимура, считая их идолопоклонниками. В 1372 г. владетель Хорезма Хусейн Суфи сказал послам Тимура: "Ваше царство - область войны (т.е. дар уль-харб, владения неверных), и долг мусульман - сражаться с вами" (100). Например, при дворе Тимура было широко распространено винопитие, что противоречило нормам ислама (101). Испанский посол ко двору Тимура Руи Гонсалес де Клавихо в ярких красках описывает пьяные излияния, свидетелем которых он стал: "Вино они подают до еды столько раз и так часто, что делаются пьяными, и для них праздник не праздник и веселье не веселье, если они не напьются допьяна.... А если кто не хочет пить, говорят, что он оскорбляет сеньора (т.е. Тимура), так как все пьют по его воле... А если предложат выпить за здоровье сеньора или поклянутся его головой, то должны выпить все до последней капли. А тот, кто поступает так и больше всех пьет, про него говорят бахадур, что значит храбрый человек" (102). Наравне с мужчинами выпивали их жены. Старшая жена Тимура Каньо долго спорила с Руи Гонсалесом, не желающим пить вино. "И до того дошло это питье, что люди падали перед ней пьяными, полумертвыми, и это они считают благородством, так как для них нет ни удовольствия, ни веселья там, где нет пьяных" (103). По сообщению Ибн Арабшаха, среди воинов Тимура были идолопоклонники, носившие с собой идолов наподобие монгольских онгонов. Они также как монголы не обрезали волосы на голове, заплетая их в косы. Клавихо рассказывает о том, что приближенные Тимура носили платье из голубого шелка с золотым шитьем, а на голове - высокую шапку, верх которой был покрыт золотом с жемчугом и драгоценными камнями. Через отверстие вверху шапки спускались две заплетенные косы, наспадавшие на спину до плеч (104). Когда при осаде Дамаска (1400-1401 гг.) внук Тимура Султан Хусейн перешел на сторону неприятеля, то в первую очередь его заставили обрезать косы. Большой свободой в ставке Тимура пользовались женщины, (здесь будет уместно вспомнить, что по отношению к женщине Памир всегда считался "царством матриархата") некоторые из них принимали участие в битвах наравне с мужчинами (105). Второй женой Тимура была памирка - дочь правителя крупного торгового центра Андараба из шугнанского Бадахшана - по прозвищу "Кучек-ханум" ("Младшая госпожа") (106). Памирские исмаилиты, также как и при Чингисхане, не испытывали большого давления со стороны Тимуридов и не особо сопротивлялись участию в завоевательных походах Тимура. У них существовали довольно прочные дипломатические отношения с Тимуридами. На праздник, устроенный в 1403 г. одной из жен Тимура, были приглашены знатные люди из разных областей Средней Азии. Правитель Бадахшана прибыл на торжество в сопровождении большой свиты. Иностранные послы, присутствовавшие на празднестве, обступили бадахшанского правителя с вопросами о том, как добываются рубины, поскольку знали, что именно из Бадахшана Тимур получает эти драгоценные камни. Они услышали рассказ о том, что недалеко от столицы Бадахшана города Балахии (Фирузабада) есть гора, известная залежами рубинов. Ежедневно оттуда привозят горную породу, которую осторожно отбивают долотом. Когда на поверхности показывается рубин, то его окончательно отшлифовывают на точильных камнях. В период индийского похода Тимура в 1398 г. Андараба обратились к нему с просьбой защитить их от постоянных набегов воинственных племен из Кафиристана (107). В письме, направленном Тимуру, подчеркивалось, что андарабцы являются мусульманами, а воинственные кафиры обложили их податью в увеличенном размере, требуя "бадж и харадж", т.е. налоги и поземельную подать(108). Завоеватель откликнулся на просьбу населения Андараба и послал против кафиров отряд. Еще одним из движущих мотивов Тимура была идея священной войны и распространения света ислама среди гебров (огнепоклонников), язычников и прочих "неверных". Поэт этой эпохи был уверен в праве Тимура на борьбу с идолопоклонством: "Сожги книги поклоняющихся небесным светилам, Выколи глаза поклоняющихся солнцу! Помраченных просвети светом до [самых их] глубин, Отдали чтущих существо вещей от случайного, Дабы они исповедали тебя Божеством И засвидетельствовали бы свою ничтожность!" (109) Гийас ад-Дин Али, описывающий поход Тимура на Памир и Гиндукуш, сообщает, что по дороге войска Тимура испытали много трудностей и лишений. По горам они передвигались в связках по несколько человек, опоясавшись веревками, чтобы не провалиться в скрытые под снегом ледниковые трещины. Во время перехода по заснеженным горным перевалам "много драгоценных душ покинули свои тела у подножия этих гор" (110). Жители долины Кетвар, узнав о приближении мусульманского войска, с детьми и небольшим количеством домашнего скарба бежали в горы. Эмиры туманов и хазара устроили облаву, окружив укрепление кафиров. В течение трех дней длилась осада, а на четвертый осажденные были вынуждены сдаться. Под угрозой смертной казни они соглашались принять ислам, но "вернувшись в свои гнезда и места, опять перешли в неверие и заблуждение и ночью напали на эмира Шах Малика" (111). Шах Малик в контратаке разбил кафиров, приказав своим воинам забрать в плен женщин и детей, а мужчинам отсечь головы и построить пирамиды из голов на вершинах холмов и у перевалов, "чтобы послужили они уроком для всех взирающих на них". Но дальнейшее продвижение по Кетвару не было для тюрков столь успешным: проявив изрядную храбрость, кафиры вынудили противника обратиться в бегство. Хотя Тимур нанес поражение горцам, покорить кафиров ему не удалось. Отряды мусульманских завоевателей, состоявшие преимущественно из конницы, не могли закрепиться в Кафиристане надолго. Как Тимур, так и последовавший за ним Бабур (112) могли только совершать в страну кафиров грабительские набеги. Из-за исключительной географической изоляции население Кафиристана многие века сохраняло своеобразные черты как в экономическо-хозяйственной деятельности, так и в традиционном укладе жизни и религиозных воззрениях. Окружающие мощные горы сделали эту страну закрытой для иноземцев, на протяжении столетий Кафиристан оставался загадкой даже для соседних народов. Первые попытки проникновения в Кафиристан европейцами были предприняты только в ХIX в. (113) Не удивительно, что у венецианского купца XIII в. Марко Поло, знавшего немногое (скорее всего, по рассказам) о северных окраинах этой страны, сложилось весьма мрачное впечатление о Кафиристане: "Эта страна называется Белор, и в ней царствует вечная зима... Только на самых высоких горах виднеется кое-где несколько хижин, где живет племя диких, очень злых идолопоклонников, питающихся охотой и употребляющих звериные шкуры вместо одежды" (114). Вопреки такому предубеждению, Кафиристан расположен в климатически благоприятном месте. Период летней засухи здесь сокращен за счет обилия грозовых дождей (115). На высоте свыше трех с половиной тысяч метров в Кафиристане простираются заросли кустарников, от двух тысяч семьсот - хвойные леса: гималайские кедры и сосны. Ниже растут миндаль, слива, дикие яблони, абрикосы и виноград (116). Жители издавна занимались разведением коз; домашние и дикие козлы занимали важное место в ритуалах горцев. У народов Памира и Гиндукуша всегда считалось, что чистые животные самых высоких горных регионов - архары и каменные козлы находятся в наиболее тесной связи со всем божественным (117). Эти животные также связывались с древнейшим культом солнца и природной силы (118). В популярном среди нуристанцев мифе богиня Кшумаи изображается в образе дикой козы. По преданию, Кшумаи обитает на Тирич Мире - самой высокой вершине Гиндукуша, пасет коз и дарит их людям (119). Повсеместно в Кафиристане было распространено собирательство кедровых орехов, гранатов, диких ягод. На сравнительно неплохом уровне находилось земледелие: каждый участок земли, доступный земледелию, тщательно обрабатывался и использовался для посева проса, сорго, пшеницы, кукурузы, арбузов, винограда (120). Жилища кафиристанцев лепились к холмам поярусно - в 9-10 рядов друг над другом. Нижние ярусы подпирали верхние при помощи брусьев, концы которых зачастую вставлялись в расщелины скал. В основе домов лежала каменная кладка, стены и краши делались из дерева или камней в сочетании с деревом. Деревянные части домов украшались резьбой, которая носила ритуально-магический характер. Архитектура кафиристанцев была связана с солнцем и с календарем. Двери и отверстия в потолках храмов размещались так, что во время наиболее важных праздников лучи солнца падали на главные храмовые святыни (121). Постоянные внутренние и внешние войны на протяжении столетий обеспечивали Кафиристану свободу и преграждали путь переселению народов (122). Чужеземцы (прежде всего это были индусы) могли проникать в Кафиристан только в сопровождении местных жителей и тогда пользовались безопасностью. С кафирами, приезжавшими в Читрал, при их возвращении иногда отправлялись купцы, желавшие посмотреть страну (123). Сияхпуши (один из этносов Кафиристана) оказывали им большое гостеприимство, но запрещали посещать свои храмы (124). Средневековый персидский историк Шериф ад-Дин Йезди сообщает некоторые подробности из жизни кафиров того периода. Как и раньше, их старейшины носили титул ястов (джастов); небезынтересен тот факт, что многие сияхпуши ходили без всякой одежды (125). В связи с этим можно предположить, что у кафиров-сияхпушев существовали связи с представителями джайнизма, жившими в горных долинах Индостана (126). В долине Кунар, на дороге к восточным долинам Кафиристана, существовал древний индуистский центр. В VIII-IX в. индуистами здесь был построен храм, камни которого мусульмане впоследствии использовали для строительства надгробий на своих кладбищах (127). В Кафиристане, так же как и в Индии, в ритуальных целях употребляли пьянящий напиток сому. Впоследствии его заменило вино(128). Между кафирами и жителями северного Индостана издавна существовала меновая торговля: в Индию вывозились шерсть и шкуры домашних и диких животных, лошадей, плоды деревьев; в Кафиристан привозили сахар, чай, индиго, золотое и серебряное шитье (129). На протяжении многих веков шло обогащение медицинских знаний сияхпушей и применение традиционной лекарственной терапии из Индии. Среди лекарств преобладали растительные продукты - семена и плоды, корни и корневища, использовались также цветы и листья. Большое число растений в Кафиристане использовалось для лекарственных целей, другие шли на корм скоту или на топливо. На Памире и Гиндукуше сегодня, как и в древности, широко употребляется эспанд или гармала (Peganum Harmala L. из сем. Rutaceae). Семена его собираются и употребляются против всевозможных болезней. Эспанд идет для обеззараживания после эпидемий различных инфекций, им отгоняют злых духов, сжигая его около домов (130). К священным расстениям в Кафиристане относили можжевельник; его, богатая эфирными маслами, хвоя использовалась в ритуальных целях. Кафирские жрецы-медиумы окуривали дымом можжевеловых веток помещение, в котором находился больной, вдыхали этот дым перед тем, как впасть в транс (131). Религия сияхпушей легла в основу многих социальных процессов в Кафиристане. Издавна здесь существовало разделение работ на сугубо мужские и женские. Прерогативой мужчин считалось пчеловодство, и приготовление вина. Все работы, связанные с земледелием, выполняли женщины, на них, наряду с другой домашней работой, была возложена и переноска грузов, заготовка дров и сена, косьба (132). Во время празднеств на стол выставлялись в равной пропорции продукты, заготовленные мужчинами и считающиеся мужскими (молоко и мясо) и женские (злаки) (133). В период военных походов женщины кафиров оставались дома. Но при этом они организовывали военные игры, избирая женщину-мира (царя) стараясь таким образом оказать духовную и энергетическую поддержку своим мужьям (134). Традиция устроения пиров во время войны показывает, что "женщины отнюдь не были лишь безгласным рабочим скотом, как их изображали в полном соответствии с данными, полученными от своих информаторов, первые европейские путешественники" (135). В Кафиристане был широко распространен культ богини Дизани, которая считалась матерью всех богов. Иногда ее называли самой могущественной из всех божеств. В то же время Дизани являлась богиней смерти и мертвых, но смерти, которая воспринималась "почти как друг, возвращающий умерших в дом Дизани, в известной мере на родину". В ведении Дизани находилось земледелие, являющееся женским занятием, под ее особой защитой находится урожай пшеницы (136). Робертсон описывает небольшой, грубо сделанный алтарь, предназначенный для отправления этого культа. На этом алтаре всегда была видна зола, оставшаяся после недавно догоревшего жертвенного огня. Люди собирались здесь, когда Дизани или феям (очень схожим с памирскими фириштя) приносили жертвы, чтобы поля дали хороший урожай пшеницы или проса. Посреди поля разжигали костер, в него бросали ветви древовидного можжевельника (арчи), топленое масло, хлеб и произносили ритуальный текст (137). В обряде жертвоприношения огонь использовался повсеместно, поскольку считался священным и очищающим, посланным человеку божественными силами природы (138). Повсеместно был распространено почитание еще одной богини с четко ограниченной компетенцией в пределах женских дел и обязанностей - Санджу. Верховный бог Имра (аналог ведическому Индре) доверил ей охрану хранилищ пшеницы и сосудов с топленым маслом. Санджу выступала как советчица, но могла быть и посланницей, принимая при этом образ птицы. В культовом здании в центре селения Пронз находилась ее небольшая статуя с обнаженной грудью. Для нее приносили мясо, окропляли ее кровью убитых животных. Ей оказывали почести, исполняя песни под аккомпанемент флейт и барабана, устраивая вне культового помещения танцы (139). К женщине в Кафиристане всегда относились с некоторым опасением, считая, что она наиболее тесно связана с миром духов. Захир ад-Дин Мухаммед Бабур, основатель обширной империи Бабуридов в Индии, прошедший через Кафиристан через сто лет после Тимура, приводит пример такого мистического отношения к женщине. В ряде мест в Кафиристане был распространен обычай класть умершую женщину на носилки и поднимать за четыре конца. Если умершая не совершала дурных дел, то силой своего энергетического поля она должна заставить держащих носилки невольно покачнуться. По словам информаторов, благочестивые женщины так толкает носилки, что даже если несущие ее, делали усилие, чтобы удержатся на ногах, умершая падала с носилок. Если же она делала дурные дела, то труп оставался неподвижным. Жители многих горных областей рассказывали историю, происшедшую с Хайдаром Али Баджаури - правителем Баджаура, одной из областей Кафиристана. По преданию, после смерти его матери, "он не плакал, не принимал соболезнований и не наматывал черного тюрбана и только сказал: "Идите и положите ее на носилки; если она не пошевелится, я должен ее сжечь". Умершую положили на носилки и она сделала обычные движения. Услышав об этом, ее сын тотчас же намотал черный тюрбан и справил обряд оплакивания" (140). После смерти Тимура созданное им государство распалось на несколько частей. Его сын Шахрух (1409-1447) перенес столицу в Герат; наместником Шахруха в Мавераннахре стал его сын Улугбек, основавшийся в Самарканде. Другой сын Шахруха, Ибрахим, был назначен правителем Балха, Мухаммед-Джехангир - правителем Хисара и Сали-Сарая на Амударье, правителем Ферганы - сын Омар-Шейха Ахмед. Остальные уделами стали править эмиры, поскольку все другие сыновья Шахруха не достигли совершеннолетия (141). Большинство областей империи постепенно добивались политической независимости. Памир находился в номинальной подчиненности Тимуридам, в большей степени вассальные отношения распространялись на Бадахшан. При дворе Улугбека, относившегося с большим уважением к наукам и ученым людям, находили свое применение выходцы из Памирских областей. "Царем поэтов" при дворе Улугбека считался бадахшанец Кемаль Бадахши, поэзия бухарца Хиляли получила широкую известность как в Мавераннахре и Хоросане в целом, так и в Бадахшане (142). Поэты из памирских областей были впоследствии и при дворе Бабура. Ишкашимец Мулла Мухаммед Бадахши, находившийся с Бабуром в Самарканде, был замечен им как "приятный собеседник", сочинявший приятные стихи и написавший добротное "Рассуждение о макамах (муамма)" (143). Памирские владетели, пользуясь противоречиями среди Тимуридов, пытались добиться полной независимости. Среди них был бадахшанский мир Баха ад-Дин выступивший против подчинения Тимуридам (144). В целом же период правления Шахруха был отмечен относительной стабильностью в Хорасане, но в 1447 г. Шахрух умер и на протяжении последующих двадцати лет между Тимуридами не утихали междоусобицы и кровавые войны. Правитель Мавераннахра Султан Абу-Саид-мирза (1452-1469) низложил бадахшанского правителя Ша-Султана, и до начала XVI в. жители Бадахшана вовлекались в междоусобные распри Тимуридов (145). Бадахшан зачастую служил убежищем для воюющих друг против друга Тимуридов. На смену династии Тимуридов пришел предводитель кочевых узбеков Шейбани-хан (1488-1510). За короткий срок он сумел объединить узбекские племена и завоевать ослабленное внутренними междоусобицами государство Тимуридов. Старший сын потомка Тимура, владетеля Ферганы Омар Шейха Бабур в 1504 г. был вынужден покинуть пределы Ферганы и обосноваться в Кабуле и Бадахшане. Однако, внимание Шейбани-хана привлекли также и отдаленные владения Тимуридов, в том числе Бадахшан (146). Как гласит "Муким-ханская история", "Пораженные [как бы] болезнями и недугами, они (Тимуриды) поспешили [уйти] в вечность из этого преходящего мира. И вся территория Мавераннахра и Туркестана со всеми областями Балха и Бадахшана ушла из их обладания и твердо закрепилась за его величеством Шейбани-ханом" (147). Население Памира оказывало сопротивление Шейбанидам. В 1505 г. сын Шейбани (148), Камбар бий, из Кундуза направил своего посланца Махмуда Махдуми, чтобы склонить жителей Бадахшана на свою сторону. Однако у крепости Шаф-Тивар на него напал отряд бадахшанца Мубарака шаха. Махмуд и несколько человек из его свиты были захвачены и обезглавлены.. Крепость, у которой был разбит отряд Шейбанидов, получил новое название Зафар (Победа) (149). В 1506 г. Шейбани сделал наместником этих земель своего старшего сына Тимура. Сам же он вступил в войну с шиитским шахом Исмаилом и был убит в 1510 г. (150). Ослабленные борьбой друг с другом и внешними противниками, шейбаниды не могли осуществлять полный контроль над Памиром, ограничиваясь сбором дани с отдельных областей. Бабур в течение 1505-1515 гг. пытался неоднократно вернуть утраченные владения Тимуридов. Узнав о поражении Шейбанидов у крепости Зафар, Бадахшаном решил завладеть младший брат Бабура Насир мирза. Заручившись поддержкой бадахшанских шахов, Насир мирза направился в район Ишкашима с одним из приближенных - Хусрау шахом. По дороге они захватывали с собой местное население и скот. Однако, бадахшанцы заявили, что они приглашали к себе одного Насир мирзу. Хусрау шах, поняв, что ему придется возвращаться к Бабуру через враждебные территории, был возмущен. Он требовал, чтобы Насир мирза шел с ним, по мнению Бабура, желая использовать мирзу таким образом "в качестве прикрытия". Не сумев договориться, теперь уже ставшие противниками, Хусрау шах и Насир мирза построили своих приближенных в районе Ишкашима, а сами, облачившись в кольчуги, хотели вступить в поединок. В результате Хусрау шах все-таки покинул Ишкашим; собрав тысячный отряд из "всякой голытьбы", он решил осаждать Кундуз, а Бабур направился вглубь Бадахшана. В стане Бабура к этому походу Насира мирзы относились скептически, считая, что он был "подстрекаем и побуждаем некоторыми скудоумными и недальновидными людьми..." (151). Постепенно Насир мирза закрепился в горных районах и долинах Бадахшана, установив хорошие отношения с местными владетелями. Благоприятный период продолжался недолго. Через два года, оскорбленные его образом жизни и пренебрежительным отношениям Насира и его приближенных к людям, бадахшанцы восстали против брата Бабура. Крупные владельцы Мухаммед курчи, Мубарак шах, Зубайр и Джехангир собрали против Насира мирзы войско, разместив конницу и пехоту на холмах вблизи реки Кокча. Насир мирза со своими приближенными, не задумываясь, принял бой. Люди мирзы - "неопытные йигиты... раз или два пускали коней на врагов, но те устояли и сами так ударили, что заставили людей Мирзы повернуть назад". Насир мирза обратился в бегство, а бадахшанцы в течение нескольких дней разоряли и грабили дома его сподвижников. Насир мирза и восемьдесят его нукеров и слуг "разбитых, ограбленных, голых и голодных" добрались до Кабула. Осуждая его в душе, Бабур писал: "Два-три года назад Насир мирза поднял и погнал все кочевые племена, восстал и вышел из Кабула... [А теперь] он пришел, повесив голову, стыдясь своих прежних дел, и был смущен и сконфужен из-за своей измены. Я не сказал ему ничего в лицо, ласково спросил его о здоровье и рассеял его смущение" (152). Не сумев добиться успеха в Средней Азии, Бабур стоял перед выборам: направиться ему в Бадахшан, либо искать удачу в Индии. Тем более, что изгнавшие Насира мирзу бадахшанские шахи не пожелали подчиниться Шейбанидам, и верховного правителя над бадахшанскими шахствами не было. Поэтому небольшая группа под предводительством Султана Ваиса Мирзы (Хан Мирза) откололась от Бабура и направилась в Бадахшан. Предварительно они заручились находившейся в стане Бабура Шах биким (одной из жен его деда Юнуса хана). Шах биким Бадахши происходила из знатного рода бадахшанского шаха Султана Мухаммеда. Она, вместе с теткой Бабура Михр Нагар Ханум, присоединилась к Хану Мирзе (153). Бабур остановил свой выбор на Индии, но ему удалось завладеть этой страной только в 1525 г. Разгромив войска делийского султана Ибрахима Лоди, Бабур основал империю Бабуридов. Окончательной победе предшествовало несколько походов по территории современного Афганистана и Нуристана, которые Бабур (бывший, как и многие из среднеазиатских правителей страстным почитателем искусства, литературы и науки) красочно описал в своих Записках. Он, в частности, писал: "Область Кабула - неприступная область; врагу проникнуть в нее трудно. Между Балхом, Кундузом и Бадахшаном, с одной стороны, и Кабулом - с другой, лежат горы Хиндукуша; с этих гор ведут семь дорог... Зимой на четыре-пять месяцев все дороги закрыты, кроме дороги через Шиберту... Летом, когда вода прибывает, положение на этих дорогах такое же, как зимой, ибо дороги в руслах рек, вследствие высокой воды, непроходимы; если, не идя вброд, вздумают пройти горами, то переход труден. Три или четыре месяца осенью, когда снега мало и вода стоит низко лучшее время идти этими дорогами. В горах и ущельях попадается немало нечестивых разбойников... В горах к северо-востоку находятся селения кафиров,.. на юге - поселения афганцев" (154). К Кафиристану Бабур причисляет и Катур, т.е. Читрал (155). Значение Читрала заключалось в том, что здесь от дороги из Бадахшана в Гильгит и Кашмир отделяются две дороги на юг - одна через Дир и перевал Малаканд в Пешавер, другая через Кунар в Джелалабад и Кабул. Проход по этим дорогам был очень труден, зимой они считались практически непроходимыми. В Читрале каждое селение представляло собой небольшое укрепление. Хозяин селения одновременно считался военным начальником и, в качестве подданного выступал в поход с определенным количеством людей (156). Описывая сопредельные в Кафиристаном земли, Бабур говорил, что из земель кафиров сюда привозят виноград и о том, что у кафиров на высоком уровне было как виноградарство, так и виноделие. "Вино там было в таком ходу, что у каждого кафира висел на шее бурдюк с вином. Они пили вино вместо воды" (157). Изгоняя кафиров из своих селений, войска Бабура пополняли свои запасы зерном, отмечая при этом, что из зерновых у кафиров особенно хорош рис (158). К моменту покорения Бабуром Индии бадахшанцы признали свое подчинение Бабуридам. Ему также подчинялись Кундуз, Кабул и Кандагар. В случае удачно проведенных операций Бабур направлял головы захваченных в плен и казненных противников в Кабул, Бадахшан, Балх. Но сам он считал, что от этих областей "не было сколько-нибудь значительной пользы" (159). Более того, требовались значительные усилия не только для сохранения здесь своей власти, но и для обороны их от набегов узбекских ханов и афганских племен. Бабур передал покоренный Бадахшан во владение своему старшему сыну Наср ад-Дину Мухаммаду Хумаюну (160). Впоследствии Бадахшан вошел в состав в состав государства Великих Моголов и оставался в нем длительное время. P.S Если вам понравился пожалуйста поделитесь с друзьями нажимая на соответствующий кнопке: | |
| Просмотров: 788 | | |
| Всего комментариев: 0 | |
